За всю свою долгую жизнь Нир-Галь еще не встречал такого изобилия людей, как на этой благословенной планете, согреваемой лучами звезды по имени Солнце. Да, за такую роскошь можно было даже простить людишкам, что прервали до срока его сон, крайне неосторожно, между прочим. Или они уже сами друг другу надоели, раз уж вздумали будить рейфов? Конечно, их так много здесь развелось, что аж локтями пихаются, хаотично  снуя  бесконечными потоками между своих каменных домишек. Да, трезвый ум подсказывал рейфу, что подобная плотность совершенно не характерна для всего земного шара, вероятнее всего, их еда кучкуется в определенных точках, ради своих каких-то выгод. Но тем лучше для рейфов: не нужно бегать за людьми по лесам и горам, приходи в одно место и бери, сколько влезет.
Когда солнце поднялось в наивысшую для этого времени года точку над горизонтом, Нир-Галь, носившийся диким ураганом по одной из центральных улиц Нью-Йорка, почувствовал, что больше в него не влезет. Однозначно. Людишки будоражили рейфовскую душу своими воплями и паникой, дикий рев сирен только подогревал охотничьи инстинкты, как и выстрелы из примитивных орудий, неспособных даже пробить панцирь рейфовского костюма, не то что причинить вред  самому рейфу. Но, высосав жизнь из двенадцатой жертвы, Нир-Галь почувствовал, что ему определенно хватит. Вплоть до легкой тошноты.
Ему совершенно не хотелось объяснятся с недоеденными людишками, явно жаждущими если не его смерти, то, по меньшей мере, разъяснений, а потому он просто ринулся бегом по боковой улице, опрокинув по пути полицейский кордон со щитами, перепрыгнул через невысокий, для рейфа, забор, и побрел, довольно скалясь на яркое солнце, по узеньким улочкам.
Жизнь была хороша, срочных дел не предвиделось, можно было расслабиться и присмотреться поближе к тому миру, в который его занесло. Он уже отошел довольно далеко от места стычки, шум сюда не долетал, людей было куда меньше, а редко попадавшиеся особи глазели на него с опаской и любопытством, успокаивая себя тем, что это, вероятно, косплей какого-нибудь персонажа из новомодного сериала. “Край непуганых идиотов,” – с благодушием размышлял про себя рейф.
Вскоре он очутился в совсем безлюдном тупичке. У глухого жестяного забора стоял желтый фургон, посреди дворика в растешейся по выбоинам луже плескались представители животного мира Земли, в данном случае, птицы. Они были мелкие и, скорее всего, несъедобные даже для людей, а потому и могли прыгать по лужам так беззаботно. Нир-Галь собрался было подойти к птичкам поближе, как вдруг заметил, что не он один наблюдает за ними: среди зеленых беспорядочно натыканных кустов каких-то растений притаилось диковинное создание, каких рейф еще не видел до сих пор. Мелкое, покрытое густым переливающимся на солнце мехом, испещренным многочисленными полосами, с длинным хвостом, с маленькими настороженными ушками на округлой голове, создание неотрывно смотрело на прыгающую по краю лужи птичку и двигалось среди цепких стеблей нарочито медленно. О, эти движения хищника, охотящегося за жертвой! Они одинаковы во всех вселенных, их узнаешь на любой планете. Нир-Галю стало до жути любопытно, и он переместился за фургон – не менее плавно, чем привлекший его внимание кот. Чтоб ловчее было подкрадываться к животинке, рейф опустился практически на четвереньки, уперевшись костяшками пальцев в мокрую землю. Что могли подумать о нем случайный люди, его совершенно не волновало – пусть сами для себя как-нибудь объясняют, почему высокий беловолосый мужчина с рытвинами и рисунками на щеках охотится за кошками.
А между тем любопытное создание подкрадывалось все ближе и ближе к избранной птичке. Вслед за ним синхронно крался и рейф, замирающий, когда животное останавливалось или подозрительно поводило ушами. А вот воробей, чистивший тонкий клюв, был совершенно беспечен. Видимо, в его мелком мозгу не умещалось больше одной мысли, и теперь он был всецело занят тем, как светит солнце, как освежающа лужа и как хороша жизнь. На котов у него не было времени, а потому он мог только пискнуть от неожиданности и отчаяния, когда прямо сверху на него обрушилась зубастая пасть и десять острых когтей. Птица забилась в когтях у кошки, и в ту же секунду другой, куда более грозный хищник протянул длинную руку и вцепился в пушистую спинку создания.
Кот забился в жестких пальцах рейфа, заворчал глухо, но воробья не выпустил. Нир-Галь так и подтащил его к себе вместе с добычей, развернул мордой к себе и вгляделся внимательнее.
- О, да у тебя глаза почти такие же, как у нас! – с интересом сказал он коту, отметив вертикальный зрачок.
Кот их сходством не вдохновился совершенно, только заурчал еще утробнее, прижимая уши к голове и пытаясь вырваться. Рейф перехватил его другой рукой покрепче, оценив попутно шелковистость меха (может, сделать себе из такого наручи для красоты?) и гибкость скелета. Очень разумно были устроены и лапы земного хищника со втягивающимися когтями, благодаря чему, как догадался рейф, когти не соприкасались с землей при ходьбе и не тупились. Идеальное оружие поражения мелких птичек.
- Любопытно, ты живешь сам по себе и питаешься этими птицами? – уточнил рейф у кота, словно тот мог ему ответить, или, по меньшей мере, передать телепатически мысль. Но животное разговаривать либо не умело, либо не было настроено, а потому вопрос повис в воздухе.
Нир-Галь задумался, отпустить ли зверя в его естественную среду обитания, или прихватить с собой и что-нибудь сделать – изучить или пошить перчатки, как его размышления прервал истошный детский визг, похожий на тревожную сирену. Этот вопль словно придал силы представителю земной фауны: решив, что пришел его смертный час, кот выпустил наконец дохлого воробья, впился зубами в серовато-зеленую руку рейфа, оттолкнулся всеми лапами от его жесткой туши, выскользнул в узкий просвет и, проделав изящный кульбит, опустился на клумбу. Откуда помчался со всех ног, только его и видели.
Рейф даже нагнуться не успел, провел пальцем по исцарапанной руке и посмотрел недовольным взглядом на источник шума: человеческую деточку лет семи, не ожидавшую увидеть в своем дворике чужака-рейфа с котом на руках. Девочка глупо хлопала глазами, готовясь заорать во второй раз.
Нир-Галь протянул было к ней руку, собираясь наказать за лишний шум, но при одной мысли о еде почувствовал приступ острой тошноты, а потому только помотал головой, развернулся и пошел назад по той же улице, что пришел.